Новости министерство логики

можете смотреть и слушать. Twitch Министерство Логики Telegram канал Telegram чат instagram Если хотите меня поддержать в Смотрите видео онлайн «Министерство логики о блокировке каналов. По его словам, так как тема демографии является приоритетной, а вопросы семейной политики – ключевыми в повестке Госдумы, необходимо официально определить министерство. Министерство логики Евгений Скворцов. Хованский нарезка.

Министерство Логики — телеграмм канал

Так что в ожидании премьеры. ЗЫ: показаны разные герои, чем-то напомнил испанский фильм "Дикие истории" " Дата: 26. Несколько раз пробовала вводить свое имя и имя своего избранника, и дату рождения пишу и имена, нажимаю узнать совместимость и н... И никогда этим не будет извините за каламбур "выпендриваться".

О наших дальнейших планах мы объявим чуть позже. Действие фильма развернётся в 1939 году, когда Германия начала уничтожать британские войска в Европе. Премьер-министр Уинстон Черчилль решает нанести ответный удар и создаёт отряд спецагентов, способных нанести удар в тылу врага. Им разрешено использовать любые подходящие для этого методы, в том числе самые «неджентльменские» приёмы. Съёмки ленты проходили весной 2023 года в Турции.

Цой Л. Среди национальных интересов России Президент РФ особое место уделяет сохранению культурного и исторического наследия многонационального народа Российской Федерации, укреплению суверенитета РФ.

В России идет борьба за интеллектуальный суверенитет, она будет длительной. Вероятно, это одна из причин, почему в вузах и на курсах повышения квалификации управленческих кадров не учат логически мыслить. Продолжается действие западно-либеральных образовательных программ деградации человечества и технологии оглупления. На каком основании делается такое утверждение? Факт отсутствия логического интеллекта в Министерстве культуры. Пушкина была назначена Елизавета Лихачева. Прямая речь, ее позиция в отношении истории России и тех, кто строил государство России. Мы не можем мерить нашу сегодняшнюю жизнь Сталиным.

Анатолий Дюбанов , ранее занимавший должность руководителя департамента информатизации и телекоммуникационных технологий, становится министром цифрового развития и связи. Вклад в валовый региональный продукт региона сферы информации и связи, по данным статистики, составил по итогам 2017 г.

Железная логика c Сергеем Михеевым от 25.04.2024

Профессионализм организаторов и ведущих игры позволил создать атмосферу соревнования, в которой каждая команда могла проявить свои лучшие качества. Умение анализировать сложные логические ситуации, быстро находить решения и выстраивать стратегию действий — все это было проверено в ходе игры. Подобные мероприятия не только способствуют развитию профессиональных навыков, но и способствуют формированию командного духа.

Как уточнил губернатор, в связи с переименованием руководитель структуры не меняется. Анатолий Дюбанов , ранее занимавший должность руководителя департамента информатизации и телекоммуникационных технологий, становится министром цифрового развития и связи. Вклад в валовый региональный продукт региона сферы информации и связи, по данным статистики, составил по итогам 2017 г.

На первом этапе под названием «Найди общее» девочки показали умение находить логические связи между разнообразными предметами и явлениями. Во втором туре «Формула всего» участницы игры с успехом ответили на сложные вопросы, в которых необходимо было соединить две картинки, чтобы получить третью. На протяжении всего конкурса участники старались найти логику там, где ее, казалось бы, нет.

Несколько раз пробовала вводить свое имя и имя своего избранника, и дату рождения пишу и имена, нажимаю узнать совместимость и н... И никогда этим не будет извините за каламбур "выпендриваться". Но мы всегда будем поддерживать людей, которые попали в беду! Это наша русска...

Железная Логика | Сергей Михеев | Вести ФМ (25.04.2024)

Сам сюжет фильма рассказывает о специальном отряде, который был сформирован в период Второй мировой войны — его участники истребляли нацистов и сражались с врагами методами, которые как раз нельзя было назвать особо джентльменскими. Авторы рецензий отмечают дух приключения, динамику и увлекательность новой ленты, где к тому же сыграли хорошие актёры — особенно выделяют Генри Кавилла и Алана Ричсона. Для Ричи сдержанность — это эксперимент, но, по крайней мере, в «Министерстве» он работает достаточно эффективно — Paste Magazine Фильм ругают за отсутствие напряжённых сцен героям даётся всё слишком легко , «стерильность» общего повествования мало ярких моментов и слабое раскрытие центральных персонажей.

Попробуй, докажи? Такие игры сейчас стали очень популярны среди воспитанниц. На первом этапе под названием «Найди общее» девочки показали умение находить логические связи между разнообразными предметами и явлениями.

По его словам, так как тема демографии является приоритетной, а вопросы семейной политики — ключевыми в повестке Госдумы, необходимо официально определить министерство, курирующее семейную политику. Володин предложил изучить вопросы социального обеспечения семей в разрезе регионов. Речь идет о предоставлении мест в детсадах и об организации групп продленного дня. Все эти темы должны быть выстроены в единую логику.

Среди национальных интересов России Президент РФ особое место уделяет сохранению культурного и исторического наследия многонационального народа Российской Федерации, укреплению суверенитета РФ. В России идет борьба за интеллектуальный суверенитет, она будет длительной. Вероятно, это одна из причин, почему в вузах и на курсах повышения квалификации управленческих кадров не учат логически мыслить. Продолжается действие западно-либеральных образовательных программ деградации человечества и технологии оглупления. На каком основании делается такое утверждение? Факт отсутствия логического интеллекта в Министерстве культуры. Пушкина была назначена Елизавета Лихачева. Прямая речь, ее позиция в отношении истории России и тех, кто строил государство России. Мы не можем мерить нашу сегодняшнюю жизнь Сталиным. Это смешно просто.

В России предложили создать министерство информации и пропаганды

View the daily YouTube analytics of Министерство Логики and track progress charts, view future predictions, related channels, and track realtime live sub counts. Об отмене приказа Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации от 5 октября 2023 г. Смотреть все видео пользователя Министерство Логики. Вы просматриваете плейлист с канала Министерство Логики Live, все плейлисты можно увидеть тут.

Фильм «Министерство неджентльменских дел» Гая Ричи не выйдет в России 25 апреля

Разбан: @chimchir_bot и команда /unban Предложка: @chimchir_bot Министерский чат: @minlogiki_chat. Официальный интернет-ресурс Министерства юстиции Российской Федерации. Разбан: @chimchir_bot и команда /unban Предложка: Министерский чат. Об отмене приказа Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации от 5 октября 2023 г. КОМПАНИЯ. О проекте. Новости. Помощь. Рекламодателям. Привет, меня зовут Евгений Скворцов (Chimchira / Chima / Чима). Я автор и ведущий канала Министерство Логики. В этом подкасте будут публиковаться аудио записи прямых трансляций.

Минюст: Библиотекам грозят штрафы до 500 тысяч рублей за книги иноагентов без маркировки

Потом вспомнил. Но ее уже не было в палатке. Одежда его лежала ровно на том месте, где он ее сбросил: на проходе. Аня ни прибрала ее, ни расшвыряла. Переступила только, будто боялась дотронуться. Может, и вправду боялась. Может, ей одеяло и вправду было всегда нужнее. Он уж как-нибудь согреется. Хорошо, что ушла.

Спасибо тебе, Аня. Спасибо, что не стала со мной разговаривать. Что не стала мне отвечать. Не спите? Артем пополз к своим порткам. Снаружи, усевшись на раскладной походный табурет, ждал старик со слишком мягким для своего возраста лицом. Сидел он удобно, уютно, равновесно, и было видно, что расположился он тут давно, а уходить не собирается вовсе. Старик был чужим, не со станции: морщился, неосторожно вдохнув носом.

Пришлых видно. Артем сложил горсть козырьком, и закрывшись этим козырьком от алого света, которым была залита станция ВДНХ, вгляделся в гостя. Как бы. Но про наши дни. Если не от Мельника, думал Артем, то кто? От кого? Святое дело. Понять, что именно… Какой сюжет… Чтобы людей тронуло… Чтобы запомнили.

Чтобы потом сами пересказывали друг другу… Оно жить должно, живым быть, понимаете? Какая история… Пробовал, искал. Казалось, нашел. О чем. Но потом взялся… И не сработало. Не получилось. А потом вспомнил, что слышал про ВДНХ, и… Было видно, что старику неловко, но Артем не собирался помогать ему; он все не мог понять, что же сейчас будет. Зла от старика не шло, одна нелепость и неуместность, но что-то скапливалось в воздухе, что-то образовывалось между ним и Артемом такое, что должно было вот-вот разорваться, и ожечь, и посечь осколками.

Про черных и про вас. И я понял, что должен вас найти, чтобы… Артем кивнул, наконец понимая. И, не прощаясь, зашагал прочь, сунув вечно зябнущие руки в карманы. Старичок застрял сзади на своем удобном табуретике, что-то еще рассказывая Артемовой спине вдогонку. Но Артем решил: оглохнуть. Поморгал — глаза привыкли, можно больше не щуриться. К тому свету, который на поверхности, они дольше привыкали. Это быстро!

Большинство жителей метро от солнечного света, даже от такого, облаками придушенного, ослепли бы, наверное, навсегда. Всю ведь жизнь в туннелях, впотьмах. А Артем себя видеть наверху заставил. Видеть тот мир, в котором родился. Потому что если ты не можешь солнце потерпеть — как ты наверх вернешься, когда время придет? Все, кто родились в метро, росли без солнца, как грибы. Нормально: оказалось, не солнце нужно людям, а витамин Д. Оказалось, солнечный свет можно в виде драже жрать.

А жить можно и наощупь. В метро общего освещения не было. Не было общего электричества. Вообще ничего общего не было: каждый сам за себя. На некоторых станциях наловчились вырабатывать достаточно света для того, чтобы было почти как раньше. На других — его хватало на одну лампочку, горящую посреди платформы. Третьи были забиты густой чернотой, как в туннелях. Если приносил туда кто-то свет с собой в кармане, то мог выловить из ничего по кусочкам — пол, потолок, кусок мраморной колонны; и из темноты сползались на луч его фонарика жители станции, желающие немного посмотреть.

Но лучше им было не показывать себя: без глаз они вполне приучились существовать, но рот-то у них не зарос. На ВДНХ жизнь была крепко налажена, и народ был балованный: у отдельных людей в палатках горели утащенные сверху маленькие диоды, а для общих мест имелось старое еще аварийное освещение — лампы в красных стеклянных колпаках; в таком было бы удобно, положим, негативы фотографий проявлять. Так вот и Артемова душа медленно в этом красном свете проявлялась, появлялась из растворителя, и видно становилось, что снята она была еще там, наверху, майским ярким днем. А другим днем — октябрьским, пасмурным — засвечена. Помнишь черных? Всегда не те ему отвечали. Кто-то улыбался, кто-то хмурился, но здоровались — все. Потому что все помнили черных, а не только Женька с Артемом.

Все помнили эту историю, хотя не знал ее никто. Станция метро ВДНХ: конечная. Дом родной. Двести метров в длину, и на них — двести человек. Места как раз: меньше — не надышишься, больше — не согреешься. Закопченные мраморные колонны развесистые, в арках между ними развернуты древние и изношенные армейские палатки: в каждой — семья, в некоторых — по две. Семьи эти можно запросто перетасовать, никто, наверное, разницы и не заметит: когда живешь вместе двадцать лет на одной станции, когда между твоими тайнами и соседскими, между всеми стонами и всеми криками — брезента в один слой, так получается. Где-то, может, люди бы съели друг друга уже — зависть ведь, и ревность к богу, что он чужих детей больше любит, и невозможность разделить с другими своего мужа или жену, и жилплощадь вполне стоит того, чтобы за нее удавить; но не тут, не на ВДНХ.

Тут вышло как-то просто — и по-свойски. Как в деревне или как в коммуне. Нет чужих детей: у соседей здоровый родился — общий праздник; у тебя больной — помогут тянуть, кто чем. Негде расселиться — другие подвинутся. С другом подерешься — теснота помирит. Жена ушла — простишь рано или поздно. На самом деле ведь никуда она не ушла, а тут же осталась, в этом же мраморном зале, над который сверху навалено миллион тонн земли; разве что теперь за другим куском брезента спит. Но каждый день будете встречаться с ней, и не раз, а сто.

Придется договориться. Не получится представить себе, что ее нет и не было. Главное - что все живы, а там уж… Как в коммуне или как в пещере. Путь-то отсюда был — южный туннель, который вел к Алексеевской и дальше, в большое метро, но… Может, в том и дело, что ВНДХ была — конечная. И жили тут те, кто не хотел уже и не мог никуда идти. Кому дом был нужен. Артем остановился у одной палатки, замер, потух. Стоял, просвечивал им внутрь сквозь изношенный брезент, пока наружу не вышла тетька с отечным лицом.

Он кивнул ей. Захотелось погладить ее волосы, за руку взять. Сказать: да я знаю, знаю. Я все знаю на самом деле, Екатерина Сергеевна. Или вы себе это говорите? Не стой. Поди, чайку выпей. С обоих концов зал станции был обрублен по эскалаторы — сами замуровали и законопатили себя внутри, чтобы с поверхности воздух отравленный не тек… Ну и от гостей всяких.

С одной стороны, где новый выход — наглухо. С другой, где старый — оставили шлюз для подъема в город. Там, где глухая стена — кухня и клуб. Плиты для готовки, хозяйки в фартуках суетятся, варганят обед детям и мужьям; ходит вода по трубкам угольных фильтров, журчит, сливаясь в баки, почти прозрачная; то и дело чайник свистеть начинает — со смены с ферм забежал гонец за кипяточком, руки о штаны вытирает, ищет среди кухарок свою жену, чтобы за мягкое ее прихватить, о любви напомнить, и полуготового чего-нибудь кусок схарчить заодно досрочно. И плиты, и чайники, и посуда, и стулья со столами — были все не свои, а колхозные, но люди к ним бережно отнеслись, не портили. Не напасешься иначе. Все, кроме еды, принесли сверху: в метро ничего толкового не смастерить. Хорошо, что мертвые, когда жить собирались, впрок себе всякого добра наготовили — лампочек, дизель-генераторов, проводов, оружия, патронов, посуды, мебели, одежды нашили прорву.

Теперь можно за ними донашивать, как за старшими братьями и сестрами. Надолго хватит. Во всем метро народу — не больше пятидесяти тысяч. А в Москве раньше жило пятнадцать миллионов. У каждого, выходит, таких родственников — по триста человек. Толпятся беззвучно, протягивают свои обноски молча: бери мои, мол, бери-бери, новые почти. Я-то из них уже вырос все равно. Проверить только их вещи дозиметром — не слишком щелкает?

Артем добрался до чайной очереди, приткнулся последним. В очереди он еще тут будет! Садись, в ногах правды… Плеснуть горяченького? Заправляла тут Дашка-Шуба, баба лет уже, видимо, пятидесяти, но совершенно не желающая об этом думать. Приехала она в Москву из какой-то дыры под Ярославлем за три дня до того, как все ухнуло. Шубу покупать. Купила; и с тех пор больше не снимала ее уже ни днем, ни ночью, ни в уборную сходить. Артем никогда над ней не смеялся: а если бы у него остался вот такой кусок прежней его собственной жизни?

Мая, или пломбира, или тени от тополей, или маминой улыбки? Спасибо, теть Даш. Погодка как? Слышь, Айгуль? Дощь, говорят. За грехи. Глянь, свинина-то не сгорит у тебя? Аллах у нее сразу!

А и правда, подгорает… Как Мехмет твой, вернулся с Ганзы? Из ваших завел! По делам он торговым! Ты, Коля, подельников-то не прикрывай своих! А ты, Артем, не слушай нас, баб. Подуй, горячо. Подошел человек, разлинованный старыми белыми шрамами и совсем лысый, но при этом не свирепый из-за пушистых бровей и обтекаемой речи. А кто тут за чайком?

Я за тобой тогда, Колюнь. Про Ганзу слышали уже? Как выразился классик, загорелся красный свет, говорит, прохода нет. Пятеро наших там торчат. Грибы помешай свои там, грибочки. А я что! Аллахом… Как закрыли? А, Кстантин?

Не наше вшивое дело. Приказ есть приказ. С Красной линией, небось, опять воюют, а? Хоть бы передохли там они уже все ведь! Это мне к кому идти? Мехмет-то мой… - Для профилактики это. Я оттуда только. По торговле карантин какой-то.

Откроют скоро. В гости к нам? Гомером зовут. Можно тут присесть? Артем перестал дышать жгучим паром, оторвался от белой выщербленной кружки с золотым кантиком. Старик доковылял сюда, разыскал его, и теперь украдкой, уголком глаза его изучал. Не бегать же от него. Если закрыли все?

А вот они без нашего чайку, без грибочков-от наших пускай попробуют, дармоеды! Мы-то продержимся с божьей помощью! А если не откроют? А Мехмет-то мой! Он-то твоего Мехметика в два счета достанет. Не бросит уж. Чайку, может? Пробовал наш уже?

Он сидел против Артема, прихлебывал местный их грибной отвар, горделиво, но беспричинно именуемый чаем — настоящий-то чай, конечно, весь выпит был лет десять как — и ждал. И Артем ждал. У Артема екнуло: Аня подошла.

Профессионализм организаторов и ведущих игры позволил создать атмосферу соревнования, в которой каждая команда могла проявить свои лучшие качества. Умение анализировать сложные логические ситуации, быстро находить решения и выстраивать стратегию действий — все это было проверено в ходе игры. Подобные мероприятия не только способствуют развитию профессиональных навыков, но и способствуют формированию командного духа.

Им разрешено использовать любые подходящие для этого методы, в том числе самые «неджентльменские» приёмы. Премьера фильма также состоится и в России. Изначально это должно было произойти 25 апреля, однако картину в стране перенесли на неопределённый срок.

Пока дело не сделано, пусть хоть истрещится. Пускай считают, что крыша поехала. Они же не были тогда… На башне. Они же вообще из своего метро не вылезают. Откуда им знать, а? Крыша… Бомбил я их всех в… Объясняю же: вот ровно в тот момент, когда Ульман на башне антенну развернул… Пока он настраивался… Было что-то. Слышал я! И нет, сука, не причудилось. Не верят! Автомобильная эстакада дыбилась у него над головой, асфальтовые ленты пошли волной и застыли, стряхнув машины; те попадали, как придется, кто на четыре лапы, а кто на спинку, и околели в таких позах. Артем огляделся коротко и двинул вверх по шершавому высунутому языку заезда на эстакаду. Немного было пройти — километра, может, полтора. У следующего языка торчали недостроенные небоскребы, прежде размалеванные торжественно в белый, синий и красный. Время потом все в серый перекрасило, по-своему. Просто не верят, и все. Ну да, никто не слышал позывных. Но они откуда эти позывные слушают? Из-под земли. Никто же не станет наверх идти только за этим… Верно же? Но ты сам подумай: разве может такое быть, чтобы никто, кроме нас, не выжил? Во всем мире — никто? Бред же! Ну не бред? Не хотелось смотреть на Останкинскую башню, но и не видеть ее было нельзя: отворачивайся от нее или нет, а она всегда маячит с краю — как царапина на противогазном стекле. Черная, сырая, обломанная по набалдашнику смотровой площадки; как рука чья-то со сжатым кулаком из-под земли пробилась, будто кто-то огромный хотел на поверхность снизу выбраться. Но увяз в рыжей московской глине, затиснуло его в тугой сырой земле, затиснуло и задавило. Что-то было! Плыли над голым лесом два колосса — Рабочий и Колхозница, схватившиеся в странной своей позе, то ли по льду скользя, то ли последнее танго крутящие, но друг на друга не глядя, как бесполые. А куда тогда? Видно им с их высоты, что за горизонтом, интересно? И вместе со всем механизмом колесо уже двадцать лет как замерло и ржавело теперь тихо. Кончился завод. На колесе написано было «850»: столько лет отмечала Москва, когда его поставили. Артем подумал, что исправлять это число смысла нет: если время некому считать, оно останавливается. Некрасивые и невеселые небоскребы, казавшиеся раньше бело-сине-красным, выросли в пол-мира: совсем близко. Самые высокие здания в округе, если не брать в расчет сломанную башню. То, что надо. Артем запрокинул голову, достал взглядом до вершины. От этого сразу заломило в коленях. Там, конечно, не расслышали. Подъезд как подъезд. Домофон осиротел, дверь железная обесточена, в аквариуме консьержа собака дохлая, жестяно лязгают почтовые ящики на сквозняке, ни писем в них, ни рекламного мусора. Все давно собрали и сожгли, чтобы хоть руки погреть. Внизу - три немецких блестящих лифта, распахнутые и сверкающие нержавеющими внутренностями, как будто на любом из них можно было сейчас взять вот так и поехать на самый верх этой высотки. Артем их за это ненавидел. И рядом — дверь пожарного хода. Артем знал, что за ней. Считал уже: сорок шесть этажей пешком. На Голгофу всегда — пешком. Но Артем все равно шагал — как заведенный; и как заведенный говорил. Почти не застал он старого мира: опоздал родиться. Но, разглядывая в редких туристических журналах фотоснимки Парижа и Нью-Йорка, отфильтрованные плесенью, Артем сердцем чувствовал, что есть эти города еще где-то, стоят, не сгинули. Ждут, может, его. Нелогично, Жень! Что мы — одни во вселенной? А значит… Значит, просто мы поймать их… Их позывные… Не можем… Пока. Надо просто продолжать. Нельзя руки опускать. Нельзя… Высотка была пустой, но все равно звучала, жила: через балконы влетал ветер, хлопал дверными створами, дышал с присвистом через лифтовые шахты, шебуршал чем-то в чужих кухнях и спальнях, притворялся вернувшимися хозяевами. Но Артем уже не верил ему, даже не оборачивался, и в гости не заходил. Известно, что там, за стучащими беспокойно дверями: разграбленные квартиры. Остались только снимки по полу разбросанные — чужие мертвецы себя никому на память сфоткали, да громоздкая совсем мебель, которую ни в метро, ни на тот свет с собой не протащишь. В других домах окна от взрывной волны повылетали, а тут стеклопакеты, выдержали. Но за два десятка лет все пылью заросли, как от глаукомы ослепли. Раньше можно было встретить в иной квартире бывшего хозяина: ткнется противогазным хоботом в какую-нибудь игрушку и плачет через хобот гнусаво, и не слышит, как к нему сзади подошли. А теперь уж давно никого не попадалось. Кто-то остался лежать с дырой в спине рядом с этой своей дурацкой игрушкой, а другие поглядели на него и поняли: нету наверху дома, и нету там ничего. Бетон, кирпич, слякоть, асфальт треснутый, кости желтые, труха из всего, ну и фон. Так в Москве — и так во всем мире. Нет нигде жизни, кроме метро. Сорок шесть этажей. Можно было бы остановиться и на сороковом, да и на тридцатом; никто ведь не говорил Артему, что непременно надо забраться на самую вершину. Но он отчего-то вбил себе в голову, что если и может у него что получиться, то только там, на крыше. Сквозь противогазные фильтры дышалось скудно и натужно, не хватало жизни, и Артем, добравшись до сорок пятого, как в тот самый раз, на башне, не выдержал и сорвал с себя тесную резиновую кожу. Хлебнул сладкого и горького воздуха. Совсем другого воздуха, чем в метро. Уперся окаменевшей спиной в крышку люка, выдавил его наружу, выбрался на площадку. И только тут упал. Лежал навзничь, глядел на облака, до которых было — рукой подать; уговаривал сердце, успокаивал дыхание. Потом поднялся. Вид отсюда был… Как если бы умереть, полететь уже в рай, но упереться вдруг в стеклянный потолок, и зависнуть там, и болтаться под этим потолком, ни туда и ни сюда. Но понятно, что вниз с такой высоты вернуться больше нельзя: когда ты сверху увидел, какое на земле все на самом деле игрушечное, как его снова потом всерьез воспринимать? Рядом высились еще два таких же небоскреба, прежде пестрые, ныне серые. Но Артем всегда именно на этот поднимался. Так уютней было. Случилась между облаками на секунду бойница, стрельнуло из нее солнце; и вдруг показалось, что блеснуло что-то с соседнего дома, не то с крыши, не то из пыльного окна одной из верхних квартир. Как будто зеркальцем кто-то луч поймал. Но пока успел оглянуться — солнце обратно забаррикадировалось, и блеск пропал. Больше не было. Глаза сами съезжали все время, как Артем ни отводил их, к переродившемуся лесу, который разросся вместо Ботанического сада. И — к черной лысой пустоши в самой его сердцевине. Такое мертвое место, будто Господь на него остатки горящей серы выплеснул. Но нет, не Господь. Ботанический сад. Артем его другим помнил. Только его-то он и помнил из всего пропавшего довоенного мира. Странное дело: вот вся твоя жизнь состоит из кафеля, тюбингов, текущих потолков и ручьев на полу вдоль рельсов, из гранита и из мрамора, из духоты и из электрического света. Но вдруг есть в ней крохотный кусок другого — майское прохладное утро, по-детски нежная недавняя зелень на стройных деревьях, изрисованные цветными мелками парковые дорожки, томительная очередь за пломбиром, и сам этот пломбир, в стаканчике, не то что сладкий там, а просто неземной. И голос матери — ослабленный и искаженный временем, как медным телефонным кабелем. И тепло от ее руки, от которой ты стараешься не отцепиться, чтобы не потеряться — и держишься изо всех сил. Хотя разве такое можно помнить? Наверное, нельзя. И все это, другое — такое неуместное и невозможное, что ты и не понимаешь уже, было ли это все с тобой наяву или просто приснилось? Но как ему присниться, если ты такого никогда не видел и не знал? Стояли у Артема перед глазами меловые рисунки на дорожках, и солнце сквозь дырявую листву золотыми иголками, и мороженка в руке, и оранжевые смешные утки по коричневому зеркалу пруда, и шаткие мосточки через этот пруд осененный — так страшно в воду упасть, а еще страшней в него уронить вафельный стаканчик! А вот лица ее, лица своей мамы, Артем вспомнить не мог. Старался вызвать его, на ночь просил себя увидеть его хотя бы во сне, пусть бы и забыть снова к утру — но ничего не получалось. Неужели не нашлось в его голове крохотного уголка, где мама могла бы спрятаться и переждать смерть и черноту? Видно, не нашлось. Куда она делась, мама? Понятное дело, что умерла. Но куда она делась-то? Как может человек быть — и совсем исчезнуть? А день тот, а мир тот — они куда могли запропаститься? Вот же они были — тут, рядом, только глаза закрыть. Конечно, в них можно было вернуться. Где-то на земле они должны были спастись, остаться — и звать всех, кто потерялся: мы тут, а вы где? Надо только услышать их. Надо только уметь слушать. Артем поморгал, потер веки, чтобы глаза видели снова сегодня, а не двадцать лет назад. Сел, раскрыл ранец. Там была радиостанция — армейская, громоздкая, зеленая-исцарапанная, и еще одна бандура: железный ящик с ручкой-крутилкой. Самодельная динамо-машина. И на дне самом — сорок метров шнура, антенна к радиостанции. Артем связал все провода, прошел по крыше круг, разматывая шнур, отер воду с лица и снова нехотя влез в противогаз. Сжал голову наушниками. Огладил пальцами клавиши. Крутанул рукоять динамо-машины, моргнул диод, зажужжало, завибрировало в ладони, как живое. Щелкнул тумблером. Закрыл глаза, потому что боялся, что они помешают ему выловить в шуме радиоприбоя бутылку с письмом с далекого континента, где выжил кто-то еще. Закачался на волнах. И динамо крутил — словно рукой на плоту надувном подгребал. Наушники зашипели, завыли тоненько «Ииииу…» сквозь шорох, заперхали чахоточно; помолчали — и снова шипеть. Как будто Артем бродил по туберкулезному изолятору, ища, с кем поговорить, но ни один больной не был в сознании; только нянечки прикладывали палец к губам и строго делали «шшшшшш…». Никто тут не хотел отвечать Артему, никто не собирался жить. Ничего из Питера. Ничего из Екатеринбурга. Молчал Лондон. Молчал Париж. Молчали Бангкок и Нью-Йорк. Неважно уже давно было, кто начал ту войну. Неважно было, с чего она началась. Для чего? Для истории? Историю победители пишут, а тут некому было писать, да и читать скоро некому будет. Шшшшш… Пустота была в эфире. Бескрайняя пустота. Болтались на орбите неприкаянные спутники связи: никто их не звал, и они сходили с ума от одиночества, и бросались на Землю, чтобы пусть уж лучше сгореть в воздухе, чем так. Ни слова из Пекина. И Токио — могила. А Артем все равно крутил эту проклятую ручку, крутил, греб, греб, крутил… Как каждый день. Как надо. Как обязательно нужно. Как тихо было! Невозможно тихо. Тут Москва! Это его голос, Артема. Это он, как всегда, не дождался, не вытерпел. Не забывать крутить рукоять; не останавливаться. Не сдаваться. Ответьте Москве! Что с тобой, город Питер? Неужели сдался? Неужели хлипкий ты такой оказался, хлипче Москвы?! Что там вместо тебя? Стеклянное озеро? Или тебя плесень съела? Почему не отвечаешь? Куда делся ты, Владивосток, гордый город на другом краю света? Ты ведь так далеко от нас стоял, неужели и тебя зачумили? Неужели и тебя не пожалели? Весь мир лежит ничком, лицом в грязь, и не слышит этого бесконечного дождя по спине каплями, и не чувствует, что и рот, и нос водой ржавой заполнены.

МИНИСТЕРСТВО ЛОГИКИ Telegram канал

Пользователь ministerstvo_logiki (@bolichik) создал короткое видео в TikTok (тикток) с песней оригинальный звук. | Министерство логики представляет: Ватоадмин об успешных странах. Новости. Евгений Киселев. стримы пока будут проходить на Министерство Логики Live.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий